Редактор: Narana
P.S. текст переводился с японского, переводчик сверялся с английским вариантом enshinge.
~Когда мы были джуниорами~
Ответ, к которому я пришел после бесчисленных «я не хочу…»: «Проигрыш неприемлем. Это война!»
- Когда ты был маленьким, о чем ты мечтал?
- Ни о чем особенно. Ничего особенного, чем я хотел бы заниматься или кем стать в будущем. До времени окончания младшей школы мне было достаточно хорошо проводить время с друзьями. Все было прекрасно, пока я наслаждался моментом.
- Каким ты был ребенком?
- Если оглянуться назад, я был странным. В классе я не был клоуном, боссом или тихоней… Я был странным… Не входил ни в одну компанию. Или больше, я мог принадлежать к любой, но в то же время не принадлежал ни к одной. Думаю, я просто не хотел, чтобы меня определяли в какую-то одну категорию: «ты такой-то и такой-то».
- А что насчет того, когда ты был еще младше?
- Я был ребенком, который не мог усидеть на месте. Я любил стройки. Я никогда не приходил домой с пустыми карманами. У меня каждый раз были с собой металлическая труба или деревяшка, я просто притаскивал домой все, что мне нравилось, а моя мама постоянно ругала меня за это.
- Тебя часто тогда ругали.
- Да. Но я любил свою маму и всегда ходил за ней по пятам, куда бы она ни пошла. Я все время ходил за ней, но постоянно терялся (смеется). Я просто отклонялся от курса. Один раз мы пошли в магазин, а я внезапно отошел к мороженщику и притворился потерявшимся - думаю, у меня был свой расчет. Сделал несчастный вид. И поел мороженное. Не то чтобы я специально хитрил, просто часто действовал спонтанно.
- Твое прослушивание состоялось, когда тебе было 15. Твоя мама послала заявление без твоего ведома?
- Это правда. Честно говоря, я не был так называемым «хорошим» ребенком, поэтому, думаю, мама решила: «Я должна хоть чем-то его занять».
- Ты, должно быть, был удивлен, когда внезапно пришло приглашение на прослушивание?
- Мне вообще ничего не сказали. День прослушивания был моим днем рождения. Я проснулся утром, и мама сказала: «Пойдем со мной». Я ответил: «Не могу, я обещал увидеться с друзьями сегодня. Не пойду». Я продолжал отказываться, но она сказала: «Я дам тебе 5000 йен», и я сразу: «Иду» (смеется).
- Когда ты понял, что это прослушивание?
- Мы поехали на поезде. Сошли на станции, где жили родители моей мамы, так что до тех пор, пока мы не подошли близко к месту прослушивания, я думал: «Аа, мы идем к бабушке». Но потом мы пошли совсем в другом направлении, и я такой: «Что?!» Там была эта огроооомная очередь. И я сразу сообразил: «Ааа…» В то время по телевизору вечером шло джуниорское шоу. «Ai LOVE Junior» - кажется, оно так называлось. Моя мама всегда его смотрела и говорила: «Такки такой крутой, ты так не думаешь?» Она постоянно мне это повторяла. А у меня было ровно ноль интереса, так что я не обращал никакого внимания. Но в тот момент, когда я увидел кучу ребят моего возраста, стоящих в очереди, в моей голове всё сложилось.
- Ты не был от этого в восторге?
- В начале. Но, смотрите, там были парни одного со мной возраста, сотни из разных школ и районов, так? Когда ты в старших классах младшей школы, твой мир мал, и все, кто не из твоей школы, - «враги». Поэтому я смотрел на это больше, чем на прослушивание, я подумал: «Проигрыш неприемлем. Это война!» Персонал выдал мне небольшой кусок ткани, велел написать на нем мое имя и прикрепить на грудь. Все писали свои фамилии, но я написал свое имя «Субару» (すばる ) огромными буквами. Первый раз в жизни я был рад, что мое имя пишется хираганой, а не иероглифами. До этого я его не особо любил. Оно какое-то девчачье, и до тех пор я не был счастлив, что меня так зовут.
- Это могло помочь выделиться.(смех).
- Правильно. Там был еще танцевальный тест, и я был таким: «Все с дороги, с дороги!» Я встал в первом ряду, в самой середине. Прослушивание, в общем-то, заняло меньше часа, и, думаю, трое из нас были выбраны: «Ты, ты и ты». И Мару выбрали тоже. Тогда на меня указали, и я подумал: «Отлично, вперед!» Я был весьма удовлетворен. Потом было интервью для журнала и съемки для ТВ тоже. Я ни капли не понимал, что тогда происходило.
"Судьбоносная Aishiteru, Aishitenai"
- Что после этого?
- Они не звонили где-то три месяца. Я ещё ничего не сделал (не получил работу), но фотография, что сняли тогда на прослушивании, попала в журнал. Было как-то странно ее видеть. На следующий день, когда я пошел в школу, девчонки обсуждали это между собой.
- Получается, тебе перезвонили через три месяца?
- Они позвонили мне по поводу прослушивания, которое должно было быть во время рождественского концерта Кинки Кидс. Одно я уже прошел, но сделал это опять с пришедшими в первый раз парнями. Тогда больше народу выбрали. Йокояма и Мураками тоже там были.
- И ты стоял на сцене в тот день?
- Да. Osaka-jou Hall вмещает около 10 000 человек. До этого я никогда не слышал криков такого количества девушек, так что моя голова просто полностью отключилась.
- Что было потом?
- Я был на подтанцовке в шоу у (Домото) Цуёши-куна в Осаке и прочее. Съемки проходили каждую неделю, так что мы репетировали по субботам и в воскресенье делали нашу работу. Каждый раз у меня появлялись новые друзья, потому что все мы были ровесниками. Добирался поездом, но оказалось, что мы с Мураками были из одного района, поэтому стали все время ездить вместе. И это тоже как-то странно. Мы все были хорошими друзьями, но были и джуниорами. И поэтому всё время думали о том, что другой парень получил лучшую позицию, чем ты.
- На второй год после того, как стал джуниором, ты принял участие в KYO TO KYO, правда?
- Правда, что меня позвали на съемки для постера, но когда сам бутай начался, мы с Мураками в нем не участвовали. Мы дулись и думали: «Какого черта?!»
- Так вот, значит, как было дело.
- Мы хотели быть там. Участвовать в нем было очень круто для всех нас. Йокояма был в бутае с самого начала, а нас с Мураками внезапно позвали в середине представлений и мы получили крохотные второстепенные роли. В начале токийские джуниоры были главными в постановке, но позднее было решено, что будет больше кансайцев. Неожиданно президент подошел ко мне и спросил: «Ты можешь петь?!» А я до этого пел только в караоке, поэтому ответил: «Не знаю», но как только я попробовал спеть перед ним в студии или чём-то похожем, президент похвалил меня.
- Ты помнишь название песни?
- Aishiteru, Aishitenai. Было решено, что я спою эту песню на сцене. Президент похвалил меня и за это (после выступления), и тут неожиданно решили, что я буду петь на M-sute (Music Station), а я подумал: «Э?! А получится?»
- Неплохое продвижение.
- Когда я думаю об этом сейчас, то вижу, насколько это было поразительно. Внезапно быть одному в прямой трансляции на ТВ и петь Aishiteru, Aishitenai. На следующий день после M-sute я был в Киото на бутае. Когда я пел ее, реакция зала в ответ была удивительной. Такое: «КЯЯЯЯЯЯЯЯЯ!!» Я был в шоке, потому что до этого ничего подобного со мной не было.
- Значит, твой мир поменялся за один вечер.
- Что-то вроде этого. Тогда я ездил на поезде, и - странная история - с того дня, когда я садился в поезд, мой вагон, без преувеличения, был полон фанаток. Это было выше моего понимания.
- И тогда ты постепенно начал получать больше работы и чаще стал ездить в Токио.
- Да. Поначалу все токийские джуниоры казались немного загордившимися. Я собирался быть в знаменитых передачах NHK, а они все: «Ну да, это же нормально». Меня это злило: «Эти парни воспринимают возможность быть на телевидении как данность». Я чувствовал огромную разницу с Кансаем. Я думал, что кансайцы в сравнении с ними гораздо более отчаянны (в плане работы). И не хотел проиграть.
- Понятно.
- Но я проводил все больше и больше времени с токийскими джуниорами и начал заводить друзей и там. Со своей стороны они тоже меня немного знали. Кто-то из них был у меня на подтанцовке во время M-sute. Конечно, они тоже могли думать: «Кто это вообще?!», – какой-то левый парень, которого они ни разу не видели, появился и стал петь соло. Сначала я этого не понимал.
- С кем из токийских джуниоров ты подружился?
- Нино и Айба, и еще МацуДжун. Теперешние участники Араши. Они были на ТВ больше, чем многие токийские джуниоры, так что у нас была дружеская конкуренция. Но за пределами работы мы были просто друзьями. В тот период я получил возможность быть во многих журналах, на ТВ, в сериалах – несмотря ни на что, это было очень будоражащее время. Все ежесекундно было новым. И я действительно отчаянно работал.
- Ты был сильно занят?
- Очень много вещей происходило одновременно. Был тур по самым большим крытым площадкам, в котором принимали участие все джуниоры – там мне дали соло. Такки, Тсубаса-кун и я – мы втроем стали петь вместе. Я был так занят, что у меня не было времени подумать о том, как я занят.
"Такизава Востока, Субару Запада"
- Это было время, когда стали говорить «Такизава Востока, Субару Запада», правильно?
- Когда я услышал эти слова, то подумал: «Это круто!» Но сам о себе я так не думал. Всё-таки присутствие Такки было особым.
- Ты чувствовал какое-либо давление от этого сравнения?
- Сравнивали ли меня с кем-то или нет, для меня все это было неважно. Но… Я всегда сильно чувствовал, что я - это я, и мне не надо походить на кого-то.
- Вы были с Такки близкими друзьями?
- Мы были очень близки. Мы были одного возраста. Мы все время были вместе. Мы были близки, но Такки уже тогда думал и воспринимал вещи иначе. Когда я пел на сцене, я думал: «Все смотрят на меня!» (смеется) Но Такки был другим, он смотрел на все объективно: «Мы поем это вместе, и мне не нравится, как все приветствуют только мою партию». Такки был как маленький Джонни-сан.
- Ты им восхищался?
- Это не было именно восхищение. Я как бы пытался идти по другому пути. Это трудно объяснить, но чем больше людей знало мое имя, тем больше я думал: «Нет, нет, я не такой». Как если бы я боялся потерять чувство нормальности. Как перестать быть человеком. Я чувствовал, что однажды, слившись с этим потоком, потеряю все.
- Так это было похоже на страх?
- Не знаю, был ли это страх. И что это вообще было. Если говорить о звездах и айдолах, то их имидж - это что-то нереальное, сияющее и взрывное, то, что подёрнуто дымкой, то, что не имеет сущности. Для меня… Конечно, это все круто. Но если не будет того, за что можно схватиться, я не смогу с этим смириться. И не только это, я всегда хотел быть на близком расстоянии (с фанами). Хотел, чтобы действительно могли видеть настоящего меня, как-то так.
- «Я такой же, как все вы» - так?
- Так. Похоже на то, как, например, читающие интервью и я - мы одинаковы. Не знаю, правда, что это за ощущения. Но, в любом случае, влияние присутствия Такки всегда было для меня гигантским. Если бы его не было, то я бы, наверное…
- Наверное?..
- Наверное, думаю, я бы давно просто ушел. Прекратил бы плыть по течению только под влиянием настроения, создавать проблемы. Правда. Да. Абсолютно. Из-за того, что был Такки, безусловно, я смог сохранить себя. Существование этого человека имеет огромное значение. Но приблизительно с этого времени и начались мои трудности.
- Какие?
- «Что я на самом деле хочу делать?» Я прошел прослушивание в 15 лет, и затем просто продолжал бежать вперед, не оглядываясь по сторонам. Но, как и в раннем детстве, я чувствовал, что не вписываюсь. С другими людьми вместе (сложно). «Джоннис», «джуниор» - мне не нравилось так себя определять. Так случилось, что я стал жить один в тот момент, когда я думал о том, что не чувствую во всем этом правильности. И потому что я был один, в хорошем и плохом смыслах, у меня было много времени, чтобы подумать. Вот и додумался до: «И что я вообще делаю?»
- Впервые ты остановился.
- Да. До этого столько всего происходило одно за другим, продолжало развиваться, и все, что я мог делать, это не отставать. У меня не было времени подумать. Когда я впервые остановился, то подумал: «Я не хочу быть таким вечно». Не знаю, что это конкретно было – чувство неуверенности или неудовлетворенности. Я просто чувствовал, что все происходит не так, как должно происходить. «Я хочу делать то, что могу только я». Но я не понимал, как это, и, получается, что не мог ничего немедленно предпринять.
- Ты мог об этом с кем-то поговорить?
- Из-за своего характера и в силу подросткового возраста я не мог или не знал - как. Наверное, было бы лучше, если бы я просто честно рассказал об этом. Тогда кто-то мог бы мне сказать: «Аа, вот что ты чувствуешь. Так почему бы тебе не поступить так-то и так?» И все могло бы разрешиться прямо в тот момент. Но вокруг меня были только те взрослые, с кем я никогда не разговаривал, и я не мог просто подойти к ним и поговорить. Единственным путем выражения моей позиции было бунтарство и слова: «Не хочу это делать». Но, конечно, никто меня не понимал, с тех пор, как я стал таким. Думаю, я просто всех сбил с толку. Будь я чуть умнее, чуть взрослее, я бы смог справиться с этим. Но тогда все становилось этим самым «не хочу», и я думал только об уходе. Нет, но… Я так сказал, но на самом деле, думаю, я бы не ушел. Где-то в глубине моего сердца я надеялся, что меня поймут.
- Надежда у тебя была?
- Была одна вещь – это было не совсем то, что давало мне успокоение или что-то в этом роде, но единственное, что мне нравилось, это быть в рок-группе. Когда мы сочиняли песни вместе с FiVe, когда я работал в студии, меня ничего не терзало, потому что были только хорошие чувства, было весело. Я бы ушел, если бы не то, что мы делали с FiVe. Была крохотная надежда, или, вернее, мне всегда казалось, что я чувствовал тут крохотную вероятность – думаю, поэтому я и смог продолжить дальше.
"Все бьются с одним и тем же"
- Как случилось, что ты вернулся в Осаку?
- Я ничего не делал почти год. Мне дали шанс участвовать в шоу Коичи-куна "Pikaichi". Йокояма и Мураками тоже там были. Мы втроем выезжали на съемки и работали в студии. Но я ушел и оттуда, сказав «не хочу». Тома присоединился, чтобы заменить меня. Я был только в нескольких первых выпусках. Но остальные двое продолжили. В то время у них это тоже была единственная работа. Так что, думаю, я доставил им много неприятностей. Все могло бы быть по-другому, если бы я остался. Но я не хотел, просто не мог.
- Ты чувствовал свою вину по отношению к ним?
- Чувствовал. У них были свои трудности. И я это понимал только при одном взгляде на них. Несмотря на то, что они вступили в Джоннисы, чтобы быть айдолами, все, что от них требовали, это быть смешными, также могли сказать, чтобы инструктировали аудиторию перед съемками (функция помощника режиссера по руководству, когда хлопать, смеяться и прочее – прим. пер.). Совсем другие лишения, но я знаю, как тяжело это было для них. Особенно для Йоко, мы с ним немного похожи. То, как он тоже сопротивлялся, я очень хорошо понимал. У нас были разные ситуации, но количество работы у них и у меня продолжало убывать, убывать и убывать.
- Когда все стало меняться к лучшему?
- Я был там, где был, но люди вокруг все еще старались мне помочь.
- Они не оставили тебя.
- Президент, он особенно понимал меня. Не то, что я вообще когда-либо с ним разговаривал. Но он просто знал и понимал. Он дал нам с FiVe выступить на музыкальном шоу NHK. Он пытался помочь. Вот что он мне сказал: «Как насчет того, чтобы отыграть в Осаке бутай только с кансайскими джуниорами?»
- И ты вернулся в Осаку?
- Да. Бутай назывался ANOTHER, август 2002-го, на все дали месяц. У меня не было ни какой другой работы, так что я подумал, что это хороший шанс вернуться в Осаку. Вот поэтому я и вернулся. Бросил свою квартиру в Токио.
- Каково это было, вернуться в родной город?
- Конечно, я был рад. Тут были мои старые друзья, и пусть у меня не было работы, но люди знали мое имя. Пришлось иметь дело с гордыней и другими сложностями. Думаю, мне было 20 или около этого. Я не мог просто вернуться жить с родителями, поэтому снял квартиру рядом.
- Во время постановки ты снова встретил многих теперешних участников Канджани∞.
- Прошло какое-то время с тех пор, как я работал с Йокоямой и Мураками. С Нишикидо, Мару и Ясу тоже очень давно не виделись. Когда мы собрались вместе и начали репетировать, то не особо разговаривали друг с другом, но, тем не менее, очень чувствовалось душевное спокойствие. Мы делили общую атмосферу. «Эти парни прошли через то же, через что прошел и я». Благодаря этому я смог измениться. Потому что были товарищи. Оказалось, я снова хочу работать изо всех сил вместе с ними. Может показаться, что это преувеличение, но, в известном смысле, мы все испытали трудности, так или иначе, так что мы собрались вместе и сказали: «Давайте постараемся еще раз!» Вот такая была атмосфера.
- Как было само шоу?
- Я давно не появлялся перед фанатами. Думаю, что заставил их волноваться. Тех, кто поддерживал меня. Когда я стоял на сцене, помню, как видел фанатов плачущими. Они, вероятно, думали, что я ушел. Никогда не смогу забыть эти слезы. Я был очень счастлив.
- В первый раз ты понял, что значит иметь фанатов.
- Мне было очень жаль, что они за меня волновались. Но, честно говоря, я никогда не чувствовал, что сделал что-то плохое. Даже сейчас не думаю, что сделал все неправильно. Естественно, я ничего не делал нарочно. Думаю, что то, что сложилось до этого, создало тогда то, что создало. Конечно, я знаю, что мои «не хочу» заставили многих людей пройти через то, через что они не должны были проходить. Грубо так говорить, но те люди, что меня покинули, все равно бы меня покинули. Не думаю, что смог бы заставить их остаться против воли. Но если бы люди, которые понимали меня, оставались со мной, я был бы счастлив.
- Понятно. Значит, ANOTHER стал поворотным моментом для тебя?
- Именно. Впервые я отнесся к работе по-настоящему. До этого я только справлялся со всем, насколько это было возможно. Представления в театре Shouchiku продолжались в течение 5 лет, и, наверное, это была середина первого года, когда мы сказали друг другу: «Давайте работать так сильно, чтобы мы смогли сделать это и на следующий год». Мы отчаянно думали о том, как привлечь больше зрителей, что могло бы их порадовать. Думаю, во время этого бутая я впервые серьезно задумался о продолжении этой работы.
- Ваша аудитория была не такой большой вначале, так?
- Так. Вначале мы не могли заполнить зал в 1000 мест. Мы – все, кого собрали, - мы были до этого в Токио, мы были в сериалах, мы много работали, но мы все равно не могли собрать 1000 человек. Наверное, поэтому мы и были на грани. Мы говорили и предлагали: «Давайте сделаем это вот так», «Давайте попробуем вот это». И таким образом постепенно все большее количество людей стало приходить. Думаю, к третьему году мы наконец-то смогли заполнить весь зал, полностью. Помню, как был счастлив, когда первый раз распродали все билеты. Это так приятно впервые осознавать, что мы смогли чего-то добиться благодаря нашим собственным усилиям.
- Почему с этого момента ты стал работать ещё упорнее?
- Отчасти потому, что мне было 20 лет. Для остального мира 20 лет - это все еще достаточно рано, но когда ты джуниор, все совсем по-другому. Мы видели, как дебютировали Араши, я и все остальные, мы все чувствовали, что это наш последний шанс, и думали: «Давайте сделаем все, что в наших силах». В известной степени нам нечего было терять, так что мы просто пошли этим путем.
- Ты освободился от того, что тебя тяготило, когда ты был в Токио?
- До этого я брал в расчет только себя. «Я не такой как все». Так я понял, что рок-группа – это мое. Но по возвращении в Осаку речь уже не шла об индивидуумах, и я подумал: «Я собираюсь работать с этими парнями». И перестал думать только о себе. Друзья, которых я приобрел тогда, мои теперешние согруппники, у нас у всех была одна мечта. Из-за того, что они были рядом, я смог снова мечтать. Конечно, даже сейчас, я рассматриваю рок-группу как способ самовыражения, и когда придет время, я обязательно вернусь к этому.
"Открывшаяся картина – это то, к чему мы двигались шаг за шагом"
- В 2004 году вы дебютировали как Канджани∞., при этом с энкой.
- Это действительно была радость. Это была энка, и если вы подумаете об антураже и о том, что мы джоннисы, то это сложно будет назвать чем-то крутым. Но внешний вид не имел значения. Ничто не могло дать нам больший импульс, никто не делал этого раньше. Я был уверен, что только мы и могли бы это сделать. И был очень рад, что у нас получилось.
- Ваш дебютный сингл сначала продавался только в Кансайском регионе.
- Это не имело никакого значения. Мне все говорили: «Если вы хорошо не продадитесь, вас не выпустят на всю страну», «Это не официальный дебют», - но я их совсем не слышал (смеется). Мне было все равно. «Спасибо большое! Мы постараемся!» И это все. Я был так счастлив. Помню, как в день выхода нашего диска мы все собрались, чтобы пойти в музыкальный магазин проверить. Мы сказали: «Пойдемте посмотрим, действительно ли он там есть». «Вау, есть, есть!» - говорили мы. И потом мы все вместе пошли есть рамен. «Вот мы вместе, но никто нас не узнает. Будет ли у нас все хорошо?» Мы говорили это друг другу (смеется). Я так хорошо это помню.
- С этого момента Канджани∞ стали расти шаг за шагом?
- Скорее с ANOTHER. Мы не пропустили ни одной ступени, мы потихоньку делали один шаг за раз, и поэтому мы сейчас можем видеть теперешнюю картину. То, что мы делали, очень похоже на путь инди-групп. Мы начинали с маленьких залов и постепенно стали собирать публику. Мы все видели дно. Я думаю, это, правда, важно, что у нас был негативный опыт. И то, что мы все были в ранимом возрасте. И сладость, и горечь, что мы испытали за короткий период, были сильными и глубокими. Я только совсем недавно стал понимать, что любые наши трудности и страдания сейчас обрели смысл. Это, наверно, и делает нашу группу не такой, как все.
"Все хорошее и все плохое – ничто не было ошибкой"
- Если бы ты в тот период джуниорских проблем услышал сейчас свой голос?
- Что бы я сказал… Думаю, что кто бы что не сказал мне тогда, оно не дошло бы до меня. Никакие слова бы не дошли. Так что я не могу ничего сказать самому себе тогдашнему. Я бы тайно понаблюдал. Но, несмотря на «того» меня, все равно были люди, которые ко мне хорошо относились. Один из сэмпаев очень поддержал. Конечно, президент, другие люди в агентстве, они действительно меня поддерживали. Моя семья. Особенно моя мама. Думаю, мама тоже страдала из-за того, что именно она привела меня в агентство. Все эти люди, что понимали меня, - причина того, что я до сих пор здесь. Я им благодарен, правда.
- Ты не считаешь, что шел окольным путём?
- Очень длинным окольным путём. Но в результате, думаю, это к лучшему. В конце концов, так я встретил участников своей группы.
- Тогда какая у тебя цель с этого момента?
- Хочу, чтобы Канджани∞ пошли как можно дальше ради тех, кто до этого поддерживал нас. Думаю, так мы сможем вернуть то, что получили. Так что сейчас все, о чем я думаю, это как сделать Канджани∞ еще популярнее. Не то чтобы я знал, что конкретно надо сделать. В любом случае, все, что мы можем сейчас, это стараться изо всех делать данную нам работу.
- Понятно.
- Наверное, сказать это просто. Но мы, правда, всегда так думали, и это не изменилось. Как бы то ни было, раз за разом, прилагать максимум усилий. Если подумать об этом, то наша группа таким образом и выросла. И это то, чем мы можем гордиться. Мы не знаем правильного ответа. Мы и сейчас иногда теряемся. Все что у нас есть, это мы сами, но, по крайней мере, мы смогли зайти так далеко. Если что-то не получилось, оно не получилось, но что-то мы сделали. Если это результат всех наших усилий, то сожалений у нас не будет. Я в это верю. Верю, что все, что было в нашем прошлом, хорошее и плохое, через что мы прошли, – ничего из этого не было ошибкой.
- Напоследок, даже если у тебя не получится достучаться до прошлого себя, попробуй все же что-нибудь сказать.
- Ну, тогда все, что я могу сказать: «Ты это сможешь!» Я бы сказал: «Эй ты, постарайся!»